Один из вас предаст Меня…
– Не я ли, Господи?
Заглянув в себя, никто из апостолов не смог быть уверенным, что он не предатель… Мы подозреваем в себе и боимся неосознанных и не управляемых нами глубин зла. Оно ужасно и всё объемлет собой. И я не хочу его видеть ни внутри себя, ни вокруг.
– Ну, ведь не я же, Господи?
Пусть будет какая-то красивая картина жизни, в которой всё удаётся, и всё удобно, и всё на своем месте, где спокойно можно занять первое почетное место, быть богатым и чтить субботу. И не может же этот красивый с виду и приятный на вкус плод нести смерть и зло? Кто вообще его внёс в мир и в меня?
Не я, Господи…
А я хочу сделать всё спокойным, правильным и красивым. Даже несение своего креста и поклонение Страстям Христовым внести в ритм своей жизни, чтобы остались время и силы и на саму интересную жизнь. И расстроюсь, если мне что-то помешает и нарушит мою замечательную христианскую и духовную картину моей жизни. Я ведь старался быть с Богом и устраивал это:
ведь я, Господи?
А Господь не был красивым на Кресте, и Его вид не был приятным во гробе.. Лицо постоянно сводили судороги, глаз заплывал от удара, рот широко открывался, чтобы с шумом втянуть воздух; там, где были вбиты гвозди, что-то хлюпало и скрипело при каждом рывке тела наверх для вдоха, кровь текла струями по всему телу, волосы головы и бороды свалялись в комья слипшейся земли и засохшей крови.
И что Господь видел перед Собой?
Брызжущие слюной перекошенные злобой лица… За исцеление слепых – терновый венец. Не я ли, Господи?
Громкий издевательский смех и хула на Святое… За очищение прокаженных – бичи и трость. Не я ли, Господи?
Скрипящие проклятия и комья грязи, летящие в Тебя. Вместо того, чтобы любить, ко Кресту пригвоздили. Не я ли, Господи?
Иступленные крики: «Эй, спаси Себя Сам…» Ведь вдруг Ты действительно Господь…
Тогда кто я, Господи?
Вроде не сходит со Креста, не может себя спасти… Хвала Богу, мы смогли убить Его! Торжествующий рев разбудил праотцев и слился с победными криками братьев, продавших наконец Иосифа в рабство, Иакова, обманувшего Исава и отнявшего у него наследство, Давида, узнавшего о смерти Урии.
И меня, Господи?
Да. Я воздаю Тебе за воду крещения – желчь зависти ко всем. Воздаю Тебе за манну Причастия – оцет нечистых желаний и мыслей. За умовение ног я предаюсь власти сребреников и желанию жизни в достатке. Гвоздями непослушания пригвождаю Жениха Церковного и копием злобы и гнева пронзаю Сына Девы.
Да я ли это?
И в этом разорении и растлении мира я хочу спокойствия и красоты? От злобы живущих земля уже заколебалась, и это начало всех стихийных бедствий. Солнце помрачилось и ветры пронеслись со всеми болезнями и поветриями. Женщины зарыдали о своих детях, обреченных на бесконечные войны и митинги. Люди били себя в грудь, но ни самолюбие, ни бессердечность не выйдут уже оттуда – из их сердца – до конца времен.
………..
Но здесь, весь в этом зле всего мира, покрытый, чтобы не видеть этих ужасных ран, и помазанный благовониями, чтобы не было этого тяжелого запаха пота и крови, лежит Господь. Всё некрасивое и страшное, сотворенное нами, скрыто под красивой и дорогой тканью Плащаницы.
И это страшное и изуродованное Тело исчезнет там, и явится вне гроба светлым и неузнаваемым.
Наша жизнь не может быть и не будет красивой и правильной картиной. Наша жизнь – это плащаница со следами крови и ран на ней. На всей нашей жизни с её уродством, предательством, трусостью, ложью отобразился Христос, истончил её, опалил её Своим огнем и выходит, и выводит нас в новую жизнь – уже не в реальности этого падшего мира, а в другую реальность Нового Тела Церкви.
Сегодня будешь со Мной в раю!
Я ли, Господи?
Не в мире, не в жизни, не в душе, не в Царстве… А здесь, в Пасхе будешь со Мной в раю!
Да, Господи. Аминь.
Фотография Елены Добряковой