Сегодня у нас в гостях, пожалуй, один из самых харизматичных преподавателей школы — Ольга Николаевна Гуцалюк. В этом выпуске мы предлагаем вашему вниманию первую часть интервью, где Ольга Николаевна рассказывает о своих школьных годах жизни.
Какое самое яркое воспоминание из Вашего детства?
Вы спросили о самом ярком, и я сразу вспомнила, как потеряла ключ от квартиры. В детский сад я не ходила, была, как говорили, ребенком с ключом на шее. Родители на работе, а я дома. Во время одной из прогулок во дворе я этот ключ благополучно потеряла. Искали вместе с моими друзьями, но поиски ни к чему не привели, и я, усевшись в траву, заплакала. Был солнечный день, и в моих слезах отразился какой-то блеск, я слезы вытираю и вижу, как невдалеке ключ лежит. Диво дивное! Блестящее такое и яркое детское воспоминание. А так дошкольное детство у меня было не особенно интересным, потому что в детстве я очень много болела и путешествовала, в основном, по больницам. Поэтому часто мои воспоминания — это коридоры с картинками из мультфильмов и детскими рисунками.
А до какого года Вы так часто болели?
До тех пор, пока я не пошла в школу.
Вы единственный ребенок в семье?
У меня есть старший брат, старше меня на 10 лет, он, конечно, наставлял меня и иногда учил «плохому»: как себя защищать, обороняться. Благодаря ему в первом классе я устроила свою первую и последнюю драку. Я носила очки, такие красивые, роговые, и нисколько не комплексовала, но были те, кому хотелось меня дразнить. А к этому я болезненно относилась. Брат учился в военном училище, я пошла в первый класс. Когда он приехал и спросил, как у меня дела, я ему пожаловалась, сказала, что есть мальчик, который меня все время дразнит. Он и посоветовал: «Ты его в угол заведи и… коленом в живот». Я спрашиваю: «А почему именно в живот?» А он отвечает: «Тогда синяков не будет…». Как все сделать, он показал на мне. Вот я пришла в школу, одноклассник вновь проявил красноречие, и тогда я его позвала в коридор. Завела этого мальчика в угол, он все понял и закричал. И только я собралась его ударить, как брат научил, появилась наша уборщица. Она была немая, говорила очень плохо, мычала невнятно, но все слышала и прекрасно понимала. Поэтому и прозвали ее школьники Герасимом. Она была сильная такая, жилистая, и ее все дети боялись больше даже, чем директора. И вот только я приготовилась ударить, как оказалась болтающейся у нее в руках, как кукла Карабаса Барабаса. И она нас так красиво, на вытянутых руках, взяв за шиворот, принесла в класс. Учительница изумленно смотрит на эту картину и спрашивает: «Что?! Вадик бил Олю?» Уборщица: «Мы-м-м» и головой эмоционально мотает. Учительница, округлив глаза: «Как? Это Оля била Вадика?!» Продолжение последовало на родительском собрании. Мама мне потом рассказывала, как ее после собрания попросили остаться. Тогда в классе проблема была: дети воровали игрушки, ручки, а кто именно — непонятно. И вот учительница говорит маме после собрания: «А вас я бы попросила остаться…».
«Так, — тоскливо думает мама, — значит, это моя…».
«Вы знаете, Ваша Оля дерется», — говорит Галина Михайловна.
Мама с такой неподдельной радостью облегчения воскликнула: «Да?! Ну и хорошо!» А дома за меня уже брат получал за то, чему научил.
Что потом яркого было в школе?
У меня не было такого количества друзей и такого общения до школы. Я же была ребенком, который все всегда готов был сделать сам. Весьма самостоятельной была. В школу уже в 5 лет я сама готова была себя отправить. Каждое утро видела, как дети идут в школу. Всегда мне было интересно, что это они с собой несут? Вижу сумочку какую-то или мешочек. Спросила у соседки, что это за мешочек? А она мне сказала, что это «сменка», без «сменки» в школу не пускают. Так я себе и уяснила, что самое главное – это «сменку» в школу взять. Когда я лежала в больницах, со мной занимались, многому научили. И мама со мной много занималась, так что я могла уже в 5 лет в школу пойти. И маме как-то сказала: «У меня уже «сменка» есть, давай я в школу пойду». Мама ответила: «Это, конечно, очень важно, что есть «сменка», но в школу пойдешь, как все». И вот, когда я, наконец, в школу пришла, я почувствовала себя счастливой: там было такое количество одноклассников, соседских детей, и столы такие классные стояли с полочками, там у нас пупсы жили, сладости лежали и всякие секретики… И такая жизнь у нас там была! Отучилась, домой прибежала, переоделась и на продленку!
Вы лидер по натуре?
В начальной школе нет. В начальной школе у меня проблемы были — я была левшой и меня переучивали. Все это породило комплексы. Все правши, а я левша. В Советском Союзе упорно переучивали детей. Все должны быть одинаковыми. Мама не хотела меня мучить. Учитель как-то ей сказал: » Она у вас инвалид? Нет. Значит, должна писать правой рукой».
Помню, тогда такие линейки были длинные, 45- сантиметровые. Когда я на продленке оставалась, меня сажали за первую парту. Если я брала ручку в левую руку, меня этой линейкой… по руке. Если мама мне такие линейки покупала, то больше найти их не могла: я их всегда ломала. И ручки были тогда чернильные. Если я их брала в левую руку, они у меня никогда не писали, скребли, я их тоже ломала — и в сторону. Мир устроен для правшей: ручки, ножницы, чашки, удочки, мышь компьютерная, турникеты в метро — все под правую руку. Если вы правша, то прикладываете проездной правой рукой и проходите, а я прикладываю левой рукой, открываю турникет идущему рядом, а сама врезаюсь в закрытый. Сейчас все это кажется смешным, но тогда все воспринималось по-другому. Помню, делала уроки, и надо было нарисовать сливы. Задача по математике в рисунке. Мама надо мной стояла, а я ее всячески пыталась отправить куда-нибудь из комнаты: «Мам, а у тебя там молоко убегает… Мам, а суп не выкипит?..». Когда она уходила, я быстро все левой рукой рисовала. Но мама всегда понимала это, вырывала лист и говорила: » Опять? Давай правой рисуй…». Сливы и фиолетовый цвет из-за этого я до сих пор не люблю. Смотрю на сливы, вспоминаю вырванные из тетради страницы и сколько раз я эти сливы рисовала… Все, чего добились, это лишь того, что пишу я правой рукой, все остальное все равно делаю левой.
Расскажите про среднюю и старшую школу. Чем вы жили, какие интересы, увлечения были?
Я была старостой класса. Тогда старост назначали, не интересуясь, близко ли ему, хочет ли. Позже уже голосовали, выбирали… Я не стремилась… Все эти назначения осложняли мою жизнь. Мне было интересно с друзьями и пошалить, и вытворить что-нибудь… А потом разбор, выяснения, а ты староста… Вечно придумывай, как выйти из ситуации, чтоб все прошло мирно… А я еще была секретарем комсомольской организации школы. Это было отдельное испытание. Надо было делать все как-то по-человечески, решать бесконечные проблемы… А всегда же все махали твоей положительной характеристикой, без которой можно было и не поступить в институт и очень осложнить себе жизнь. Выходило, что ты и не хотел, а должен был в этом комсомоле быть. Он перестал быть интересным, никуда не вел и ничему меня не учил. В месяц я должна была, к примеру, столько-то человек в комсомол отправить и отчитаться в горкоме. Как? Это что? Детали? Я их могу точить? Это же добровольное дело, как я считала. Меня это очень раздражало. Потом постоянные мысли о выборе пути. Куда идти? Кем быть? Я училась в математическом классе, и в 10 классе у меня начались метания. Мне показалось, что я не туда собираюсь. Класс был у нас очень сильным. Как-то все понимали, что надо заниматься всерьез. У нас было 8 золотых медалистов, причем настоящих. Если вдруг мы были не готовы к урокам, наши мальчики учителю такую задачу по физике могли принести, что он ее весь урок на доске безуспешно расписывал, и только под конец урока мальчишки выдавали верный ответ. А мы в это время дописывали домашние задания, дочитывали параграфы. Мальчишки у нас знающие были. Но и экзамены были сложные, их принимала внушительная комиссия. Наши ребята, помню, когда химию сдавали, зеленого цвета становились, а некоторые сознание теряли от напряжения, при том, что знали все прекрасно… Прошло время. Состоялась долгожданная встреча выпускников на 30-летие окончания школы. Кто из Америки, кто из Германии, кто из Израиля приехал, кто из ближнего зарубежья… Собрались и уже смотрели взрослыми, совершенно другими глазами на свои школьные годы, осознавая, что многое нужно было иначе принимать и многое прощать. Тогда мы думали, что учитель не может допустить ошибку и ошибок не прощали. Максималисты.
И все-таки у нас было интереснее. Сейчас в школе, мне кажется, не так интересно детям, скучно им как-то.
А в чем интерес был?
Мы практически не уходили из школы никуда. У нас были кружки, секции, волейбол, футбол, пошли туда- сюда, к чему-то готовимся, что-то репетируем, все время у нас движуха в школе была. Хотя, конечно, школа у меня под боком была. И это упрощало жизнь.
Книги взахлеб читали. Тогда появлялись в журнальных вариантах романы, повести авторов, которые долгое время были запрещены или неизвестны. Я Булгакова в 15 лет всего прочитала, потом Набокова нам принесли, потом еще что-то. «Дети Арбата» принесли на ночь. За ночь надо было прочитать. Причем и мне, и маме… Всего за одну ночь. Интерес был к литературе большой.
Но сейчас и издается слишком много ширпотреба, непонятно, что читать.
Можно классику перечитать, Достоевского, например. Это же бездна. Слушала интервью одного режиссера, он говорил, что каждый год всенепременно перечитывает «Войну и мир». Сейчас, конечно, много других дел, других забот, которые отвлекают. К сожалению, уже не помню, когда бы я ночь за чтением провела.
Что повлияло на выбор будущей профессии? Вы в какой институт поступили?
Я поступила в педагогический университет. На вечер встречи выпускников классный руководитель принес альбом, который мы начали вести еще в начальной школе. Еще тогда я в нем написала, что хочу быть учителем начальных классов. И у меня какая-то другая идея, кроме учительства, не возникала. Мама меня очень уговаривала идти в медицину, я могла уже после 8 класса уйти в медучилище, но папа был категорически против. Да и я потом поняла: где кровь, там не я. Хотя медицина меня не миновала: у нас в университете была военная кафедра, и мы сдавали госэкзамен по медицине.
Сформировать выбор помогло и окружение. У нас друзья были медики и педагоги. Плюс ко всему у меня был физмат класс. И сосед был математик. Он, к примеру, когда слышал, что у меня заиграла музыка в комнате, понимал, что я уроки сделала, значит, можно порешать задачи. Он мне стучал в стену: «Олечка! Идем, нас ждет Говоров и Сканави». И мы сидели с ним, решали Говорова со Сканави, и все было замечательно. А вот физику я не любила… Не легла у меня душа к физике, я все формулы учила, но “пятерки” мои все были ни о чем. Этот предмет меня не увлекал. Для меня свет загорается — и это чудо. Вот неинтересно мне, как этот свет физически образуется, но мне радостно, что он есть.
Потом появились самиздатовские книги, литературные журналы, перепечатки произведений… Я подумала: «Боже! Какая классная есть литература! Вот, чем нужно заниматься!» И я решила пойти в филологию. Конечно, родителей поразила, потому что конкурс на филфак был бешеный. Если ты не сдаешь с золотой медалью первый экзамен на “5” , то ты сдаешь историю и английский. И поступишь, если все сдашь на “5”. Я в них особо не углублялась… А история — это почти только история КПСС: кто что сказал, в каком году, на каком съезде…Все это меня мало увлекало…
Благо, у нас родственница была учителем истории, и она со мной занималась, готовила к поступлению. А учитель истории в школе у нас был добрейший человек. У него на уроках мы пускали самолётики и занимались своими делами. Я читала параграф прямо на уроке или на перемене, поднимала руку, отвечала первая, а потом занималась своими делами, и у меня в голове не оставалось ни-че-го. Слава Богу, я сдала первый вступительный экзамен на “5”. Это был экзамен и по русскому языку, и по литературе. До сих пор помню, как я сдавала его и готовилась к нему. Ночь перед экзаменом, причем глубокая уже ночь… Жарко было, я открыла окно. Мы на четвертом этаже жили, и в наше окно тополь смотрел и шелестел. Он шелестит, а я в окно высунулась, руки на подоконник положила. Прохлада. Тишина. Вдруг слышу мамин крик, она хватает меня:
— Ты что делаешь?! С ума сошла!
— М- а-а-м, ты что?
— Я думала, ты уже все, дошла…
Третий час ночи. Она встала, а у меня тут еще Чехов до конца нечитанный, еще кто-то нетронутый…
— Мама, ложимся спать, я уже больше не могу…
Но слава Богу! Сдала. Поступила на филфак. Мне очень повезло с преподавателями, у нас были замечательные профессора, мы с ними и после университета дружили, в гости ходили, поддерживали отношения. Были такие времена интересные: мы как-то через наших преподавателей влились в их компанию шестидесятников. Мы собирались с этими интереснейшими людьми, я даже сейчас не понимаю, как мы могли поместиться в их квартирах. Они читали свои стихи, пели, всегда что-то новое читали, обсуждали, спорили. Так спорили, что казалось — еще секунда и что-то страшное случится. Это были очень яркие впечатления. Неповторимые. Потом уже в 90-е все это распалось, люди стали разъезжаться, и все куда-то ушло.
Вы, получается, учились в такие переломные годы, начало 90-х? Когда все рушилось. Не задело вас?
Я жила с родителями, и мы вместе проходили этот непростой путь. Я видела, как сложно было и нашим преподавателям. Многие буквально нищенствовали, некоторые бутылки собирали… Но никто из них никогда не пожаловался, что он плохо живет. Какой-то стержень в них был. Планку держали высокую. Теперь таких людей не встретишь.
А где вы учились?
Я училась в Бельцах, в Молдавии. У нас был свой университет, который называли «Бельцкая Сорбонна». Там был блестящий преподавательский состав. Мощная научная база. Благодарю родителей, что они дали мне возможность сделать свой выбор, хотя и не были с ним согласны. Их жизнь была непростой, Свободы выбора в ней практически не было. Думаю, они прекрасно понимали, как важно его иметь. Маме 83 года, папе 84. Что только они в своей жизни не испытали… Дети войны, мама с детства без родителей: отец погиб на войне, а мама рано умерла. Папа тоже с детства в работе, на службе, где он только не был… Через что они только не прошли: перестройки, реформы, дефолты, переезды… Три года мама практически ночами не спала, пока папа был советником во время боевых действий в Анголе. Перечитала всю домашнюю библиотеку по второму кругу за эти ночи. Поэтому, когда я думаю о том, как все в моей жизни складывается, благодарю Бога за все!
